"Аптекарь"

П. Филимонов

В кочующем племени рыболовов Степан Ковшик выделялся глубокомыслием, рыбацким костюмом и невезением.
Наблюдения и выводы Степана Кузьмича, как и у одного из чеховских героев, были так непреложны, что даже самые закоренелые спорщики не осмеливались перечить.
- В жаркий день рыба быстро портится, - говорил он, бывало.
В самом деле, что можно возразить?
Иногда подобное изречение преподносилось нам, когда мы возвращались без единой рыбы. Это обстоятельство указывает на высокоразвитое у Ковшика чувство такта.
Был всего один случай, когда ему возразили. Ехали мы тогда на моторной лодке рыбачить. Мотор вдруг закапризничал, остановился, и его никак нельзя было завести. Почти целый час течение влекло нас, куда ему вздумается. Пока мы по очереди вертели ручку стартера, заливали под свечи бензин и подавали друг другу советы, Степан Кузьмич сделал три открытия. Во-первых, он сказал:
- Двигатели внутреннего сгорания иногда останавливаются по причине самопроизвольности...
С этим мы охотно согласились. Минут через пятнадцать последовало второе замечание:
- С двигателями внутреннего сгорания нужно уметь обращаться.
Отрицать подобное умозаключение мы не осмелились и молча кивнули. Только Гриша, владелец лодки, шофер первого класса, почему-то скрипнул зубами.
Затем Степан Кузьмич сообщил:
- Нас сносит вниз по течению... Вот тогда-то Гриша и взбунтовался:
- Лодку-то сносит, товарищ Ковшик, но человек не все может снести!
В дополнение он пробормотал что-то о терпении и натянутой струне.
Ковшик обиделся и до прибытия на место не сделал больше ни одного обобщения. Надо сказать, что самолюбие у Степана Кузьмича было настолько болезненным, что даже поимку каждой рыбы товарищем по охоте он воспринимал как личное оскорбление.
Рыбацкий костюм Степана Кузьмича тоже заслуживает внимания. Сшитый из зеленого сатина, по специальному заказу, он обладал, по крайней мере, пятью необыкновенными для такой вещи свойствами. Летом в нем было жарко, осенью - холодно, он промокал, имел неисчислимое количество карманов и отпугивал комаров.
Придавая ткани непромокаемость, Степан Кузьмич пропитал ее неизвестным составом, после чего костюм приобрел устойчивое благовоние, с которым мог сравниться, пожалуй, лишь запах складского помещения прачечного комбината, час назад принявшего в стирку несколько тысяч пар чулочно-носочных изделий.
Первыми жертвами химических опытов Степана Кузьмича были не комары. Вначале пострадал кондуктор пригородного автобуса, получивший выговор в приказе за длительную остановку машины в неуказанном месте. Начальник автотранспортного управления, подписавший приказ, не внял объяснению кондуктора, что остановка произошла стихийно, по требованию пассажиров, вдруг пожелавших выяснить, кому следовало ехать дальше - им или Степану Кузьмичу.
Этот инцидент имел и другие последствия: Кузьмич стал предпочитать выезды на рыбалку водным транспортом. Мы понимали его: на пароходах и катерах не бывает кондукторов, и все обычно ограничивалось тем, что пассажиры требовали от Ковшика оставаться на подветренной стороне палубы и приставляли к нему дежурного. В обязанность последнего вменялось не допускать появления зеленого костюма в прочих местах судна. Как мы установили, дежурный всегда избирался по жребию.
За эти «разительные» особенности костюма и пристрастие к пахучим веществам, употребляемым для приманки рыбы, Степана Кузьмича окрестили «аптекарем». Судя по тому, как он увиливал от бесед на темы о запахах, прозвище было ему известно.
Однажды наши новые знакомые по рыбалке, без всякого злого умысла, полагая в Степане Кузьмиче действительно аптекаря, обратились к нему с просьбой:
- Нельзя ли в вашей аптеке раздобыть несколько граммов анисового масла? Чудесная штука для сдабривания прикорма!
- Степан Кузьмич ничего не ответил, - рассказывал впоследствии один из них, - но взгляд у него был холодный, как стекло.
В рыболовный спорт Ковшик пришел какими-то своими, нехожеными тропами, когда ему перевалило за пятьдесят.
Конечно, как и всякому новичку, Ковшику приходилось на первых порах туговато. Гордость не позволяла ему обращаться за советами к опытным рыболовам, поэтому, решив до минимума сократить период освоения практики рыболовного спорта, он углубился в теорию.
Случалось видеть, как, сидя над поплавками, Кузьмич украдкой извлекал из кармана сборник «Юный рыболов» и сверял изображенных там рыб с пойманным им экземпляром.
Мы вовсе не отрицали несомненной пользы учебно-спортивной литературы. Наоборот! Но мы всегда стояли за тесное содружество теории с практикой, чего явно недооценивал Степан Кузьмич, он слепо верил написанному, считая преподанные советы годными на все случаи жизни. Именно в этом крылись причины многих неудач Кузьмича.
А не везло ему удивительно.
В «Спутнике рыболова-удильщика» - книге, изданной на заре спиннингового спорта, Степан Кузьмич вычитал такой совет: «Если берег, с которого производится заброс спиннингом, зарос кустарником или крепкой травой и занесенная назад блесна может зацепиться крючком за эти препятствия, вызвав поломку снасти, следует брать с собой на ловлю кусок клеенки. Разостлав ее на берегу и уложив на клеенку блесну с крючком, смело производите заброс. При таком способе тройник не зацепится за растительность...»
Ковшик так и поступил. И, впрямь, тройник не зацепился за растительность, он зацепился за… клеенку, унес ее на середину реки, где она скоро и затонула.
Мы посоветовали Степану Кузьмичу брать на рыбалку целый рулон клеенки, от которого можно, по мере надобности, отрывать куски.
Ковшик оставил наш совет без внимания, сказав с обидой в голосе:
- В книге написано: кусок клеенки, а не рулон...
Авторы ряда книг справедливо указывают на целесообразность заблаговременной подготовки к рыбной ловле. Степан Кузьмич применил их указания при заготовке прикорма. Он накануне ловли замешивал глину с размоченным хлебом, толчеными ракушками, пшенной кашей. К утру месиво неизменно скисало, отпугивало рыбу, а Степан Кузьмич поражался:
- Странно! Такой роскошный прикорм, а не клюет...
В один из дней Ковшик удивил нас своим новым заплечным мешком, прикреплявшимся на плечах, почти у самой шеи. Хозяин мешка авторитетно объяснил:
- Альпинистская литература рекомендует именно так устраивать рюкзаки. Тяжесть, расположенная высоко, ближе к затылку, меньше дает себя чувствовать.
Возможно. Только едва Степан Кузьмич зачем-то перегнулся через борт лодки, как заплечный мешок стукнул его по голове, равновесие нарушилось и...
И с той поры лямки мешка были несколько удлинены.
Одно время Ковшик выезжал на рыбалку с собакой - рыжим ирландским сеттером по кличке Пожар.
- Откуда такая странная кличка? - спрашивали мы.- Из-за огненного цвета шерсти?
- Нет. Я это имя в книге вычитал, - ответил Степан Кузьмич. - Не помню сейчас - в какой, не то в «Путеводителе по собакам», не то в «Породистом справочнике». Понравилась кличка, вот решил и своего кобеля так назвать...
Как-то Степан Кузьмич, захватив Пожара, выехал на рыбную ловлю с вечера. На ночлег остановился в деревне, расположенной близ заманчивых озер. Пожар не отличался дисциплинированностью, и ранним утром, когда пора было трогаться в путь, куда-то запропастился. Хозяин долго, громко и безуспешно звал его.
Представляете, какое впечатление мог произвести человек, стоявший утром среди деревни и кричавший:
- Пожар! Пожар! Пожар!
Степан Кузьмич не любит детализировать свои рассказы, поэтому мы не знаем, что произошло, когда сбежались сонные, наспех одетые колхозники, прихватившие с собой ведра, лопаты и прочий противопожарный инвентарь. Известно лишь, что Пожар прибежал последним, даже после сельской пожарной дружины. Наверное, за такую медлительность пес вскоре был продан, а Степан Кузьмич с тех пор всячески избегал деревню, где произошел этот случай.
Всем приходилось наблюдать постоянную ошибку начинающих фотографов. Стремясь «получше» зафиксировать изображение, они дольше, чем нужно, держат затвор аппарата открытым. В результате - передержка и снимок испорчен. Приблизительно то же получалось у Кузьмича. Зная из книг, что карась и линь имеют обыкновение долго заглатывать наживку, он применил это правило ко всем рыбам. Поплавок уже скрылся под водой, давно пора подсекать, а Ковшик медлит:
- Пусть получше возьмет...
Стоит ли удивляться, что в девяноста случаях из ста он вытаскивал только микроскопические остатки объеденного червя?
Известно, что пойманную рыбу в жаркую погоду неплохо хранить закопанной в холодном прибрежном песке. Прочитал об этом и Ковшик. Но если не везет, так не везет! Чаще всего он потом не мог отыскать, где лежит его рыба. Воткнутый для заметки прутик сбивался чьей-нибудь неосторожной ногой.
Наш общий знакомый, Лев Михайлович, шутя посоветовал как-то Степану Кузьмичу:
- Вы закапывайте свою рыбу квадратно-гнездовым способом. Так легче будет находить...
Заметив, что Ковшик обиженно промолчал и с новым рвением продолжал перекапывать берег, Коровнин подмигнул нам и добавил, скрыв иронию:
- Нет, я серьезно. О квадратно-гнездовом способе закапывания рыбы в книге Сабанеева упоминается. Страница сто пятьдесят вторая, строка девятая снизу...
- Верно? В книге сказано?- встрепенулся Степан Кузьмич. - Тогда другое дело. Попробую.
Ко всеобщему изумлению, шутка помогла. С тех пор Ковшик стал находить, по крайней мере, половину своего улова.
Однажды зимой Степан Кузьмич провалился под лед. Произошло это на мелком месте, все окончилось счастливо, если не считать, что он вымок по воротник. До ближайшего жилья было далеко, и обогревать рыболова пришлось тут же. Товарищи охотно поделились с ним одеждой и полезными в таких случаях напитками.
Прежде чем переодеться в сухое, Ковшик, дабы усилить кровообращение, в полуоблаченном виде, с большим темпераментом, сплясал на льду лезгинку. Зрители отбивали рукавицами такт. Балетный номер длился до тех пор, пока мокрое пальто Кузьмича не примерзло ко льду.
Итак, перечень рыбацких неудач Степана Кузьмича пополнился этим зимним эпизодом.
Следует отметить, что Ковшик с трудом отделывался от допущенной им ошибки. Он до сих пор путает перекат с перевалом, ерик с яликом, серебристого чебака с чабаном, а подъязка с подвязкой.
По мере того как Ковшик овладевал рыбацкой техникой, мы начали забывать прозвище «аптекарь», но новый казус, связанный с лекарственными препаратами, снова закрепил за ним это имя. Произошло следующее.
Выехали мы рыбачить с вечера. Всю дорогу Степан Кузьмич находился в добром расположении духа и охотно приобщал нас к тайнам мироздания. В этот раз он учил, как отличать правый берег реки от левого, потряс сообщением, будто на голый крючок рыба не клюет, пояснил, почему меньшая река, впадающая в большую, называется притоком и что тело рыб имеет обтекаемую форму. Рассказ о шарообразности земли он закончить не успел: катер прибыл на место, и мы отправились в деревню Комаровка.
Нам показалось, что Степан Кузьмич открыл еще какую-то тайну, которой, против обыкновения, не желал поделиться. Дело в том, что он хитро ухмылялся и, как бы невзначай, обронил:
- Завтра увидим, кто больше рыбы наловит - вы или я!..
Как всегда, он с вечера замесил корм, уложил его в вещевой мешок и, чтобы корм не скис, оставил его во дворе гостеприимного хозяина.
На рассвете нас разбудили завывание ветра в трубе и вопли Ковшика, доносившиеся снаружи. Встревоженные, мы бросились из хаты. Во дворе нам представилось забавное зрелище.
На вещевом мешке Степана Кузьмича стояли в угрожающих позах два кота. Услышав их голоса, мы поняли, что ни ветер, ни труба тут непричастны. В некотором отдалении, мяукая и шипя, кружком расположились другие коты. Вероятно, во дворе собралось кошачье поголовье со всей округи. Рюкзак выглядел, как вытащенный из воды: так добросовестно его вылизали кошачьи языки.
Кузьмич метался по двору, тщетно пытаясь овладеть своим мешком. Веник, кружка, ведро, мыльница и другие предметы домашнего обихода, превращенные в метательные снаряды, не возымели действия. Коты держали себя воинственно и не отступали ни на шаг. Особенно выделялся яростью и неустрашимостью худой, пестрый и клочковатый кот с облезлым хвостом. Он ловко уклонялся от бросаемых в него предметов, но с мешка не сходил. Только с помощью длинной жерди Степану Кузьмичу удалось, наконец, добраться до мешка.
Дело на этом, однако, не кончилось. Победа Ковшика оказалась не полной - мяукающие коты провожали его через все село, и казалось, что Кузьмич дирижировал самодеятельным оркестром, в котором преобладали фаготы и флейты.
На берегу реки коты выжидающе устроились за спиной рыболова, урча и подвывая. Кузьмич трижды менял место ловли, но стая неотступно следовала за ним. Гоняться же за упрямыми животными с хворостиной в руках не позволяло достоинство Степана Кузьмича. Позже мы спросили его:
- Что случилось? Почему коты проявили такой повышенный интерес к вашему вещевому мешку?
После глубокомысленного раздумья он решился объяснить:
- В одном из номеров журнала «Огонёк» за 1953 год я прочитал, что запах валериановых капель привлекает рыбу. Вчера, подготавливая приваду, я обильно окропил ее валерианкой и... вот, сами видели... вместо рыбы явились коты...
Особенно неудобно чувствовал себя Степан Кузьмич на людной пристани при возвращении домой. Животные и здесь не оставили его в покое. Ковшик до того разнервничался, что нам пришлось спросить, не осталось ли у него в запасе несколько капель валерианки для употребления по прямому назначению.
Напряженную обстановку случайно разрядила пожилая пассажирка, явившаяся на пристань с кучей котомок и корзин. Заметив интерес котов к особе Степана Кузьмича, она сказала:
- Брысь, проклятые! Вишь, рыбки им захотелось! Кошачья порода за десять километров запах рыбы чует...
Ковшик ухватился за спасительную мысль, которая не только выручала из смешного положения, но и поднимала его рыбацкий престиж. Он резко переменил отношение к своим мучителям. Направляясь к сходням, он помахивал мешком, в котором ничего не было, кроме плаща и остатков еды, и громко, чтобы все слышали, говорил ласковым голосом:
- Ах, ты, рыжий котяга, щучки тебе захотелось? Не могу угостить, у меня их всего пять. Себе не хватит. А тебя, тигристый нахал, может быть судачком попотчевать? Не рассчитывай - поймал лишь одного и тот крупный, не по зубам тебе...
Настроение Степана Кузьмича исправилось, и на катере он снова стал сообщать нам интересные вещи, вроде того, что солнце заходит на западе, а хорошие пловцы чувствуют себя в воде много уверенней, чем люди, не умеющие плавать...
- А вы знаете, - сказал он при расставании, - тот особенно нахальный кот с облезлым хвостом чем-то напомнил моего рыжего пса Пожара. Только чем - не вспомню...
Мы согласились охотнее, чем обычно.
Наверное, Степан Кузьмич все же вспомнил, чем сходны рыжий сеттер и пестрый кот, так как больше в Комаровку рыбачить не ездил.